 |
|
|
В начале 1892 года в одной из московских газет было дано объявление о продаже художником Николаем Сорохотиным имения в селе Мелихове Серпуховского уезда. Оно привлекло внимание Антона Павловича Чехова. Даже не осмотрев это имение, второго февраля Чехов собственноручно написал договорный документ, по которому имение перешло во владение его семьи. Почему же Чехов так стремился в деревню? В письме издателю Александру Сергеевичу Суворину от 19 октября 1891 года он писал: "Если я врач, то мне нужны больные и больницы; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке, с мангустом. Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита, это - не жизнь..." Первого марта 1892 года семья Чеховых: отец Павел Егорович, мать Евгения Яковлевна, сестра Мария Павловна - переехала в Мелихово. А через три дня сюда переехал и сам Антон Павлович. Свою новую усадьбу он описывает в юмористическом тоне: "Станция Лопасня, Московско-Курской. Это наш новый адрес. А вот вам подробности. Не было хлопот, так купила баба порося. Купили и мы порося - большое громоздкое имение... 213 десятин на двух участках. Черезполосица. Больше ста десятин лесу, который через 20 лет будет походить на лес, теперь же изображает собой кустарник. Называют его оглобельным, по-моему же, к нему более подходит название розговой, так как из него можно изготовлять только розги. Это к сведению гг. педагогов и земских начальников... Фруктовый сад. Парк. Большие деревья, длинные липовые аллеи. Сараи и амбары недавно построены, имеют довольно приличный вид... Вся усадьба загорожена от мира деревянною оградой на манер палисадника... Двор, сад, парк и гумно также отделены друг от друга оградами. Дом и хорош и плох. Он просторнее московской квартиры, светел, тепел, крыт железом, стоит на хорошем месте, имеет террасу в сад, итальянские окна и проч., но плох он тем, что недостаточно высок, недостаточно молод, имеет снаружи весьма глупый и наивный вид, а внутри преизбыточествует клопами и тараканами, которых можно вывести только одним способом - пожаром: все же остальное не берет их". Но раз Мелихово - его дом, то в нем должно быть все по-чеховски - весело, уютно, тепло, дружно. Не покладая рук трудятся все домочадцы над благоустройством имения: чистят, моют, устраивают парники, приводят в порядок сад. Чехов полюбил Мелихово. Он "привык и к полю, и к деревням, и к людям". В Мелихове он весел, у него самое радостное настроение. Он берется за все, весь день в работе, сам копает огород, сажает цветы. Устает к концу дня. "В первое время, - писал он, - меня всего ломало от физического труда, теперь же ничего, привык". Природа Мелихова очаровала Чехова. Она вызывала в нем глубокое чувство радости: "...В деревне теперь хорошо. Не только хорошо, но даже изумительно. Весна настоящая, деревья распускаются, жарко. Поют соловьи и кричат на разные голоса лягушки. У меня ни гроша, но я рассуждаю так: богат не тот, у кого много денег, а тот, кто имеет средства жить теперь в роскошной обстановке, какую дает ранняя весна". Первым делом Чехов постарался установить добрососедские отношения с крестьянами, говорил им, что он не барин, а врач. Антон Павлович бывал на сельских сходках, где решались общественные дела. Многочисленные просьбы крестьян не встречали отказа с его стороны: он разрешил расширить за счет своей земли дорогу для скота, снял существовавшую ранее аренду за эти прогоны, часть земли вообще отдал крестьянам, разрешил косить сено в лесу. В деревне на его средства был вырыт общий пруд и построен пожарный сарай. Но больше всего забот в деревне было у Чехова-врача. "С первых же дней, как мы поселились в Мелихове, - вспоминала Мария Павловна Чехова, - все кругом узнали, что Антон Павлович - врач... С самого раннего утра перед его домом уже стояли бабы и дети и ждали от него врачебной помощи. Он выходил, выстукивал, выслушивал и никого не отпускал без лекарства..." Сестра писателя в одном из писем вспоминала: "Большое количество больных требовало помощника Антону Павловичу. Этим помощником была я. Трудно правильно назвать, в качестве кого я работала тогда: и медсестрой, и ассистенткой при несложных операциях, делающей потом самостоятельные послеоперационные перевязки, и заведующей нашей домашней аптекой, выдававшей крестьянам лекарства по выписанным братом рецептам. Нет нужды упоминать о том, что и врачебный прием крестьян, и выдача им лекарств производилась безвозмездно. Помимо этого приема у себя, установилась и практика вызова Чехова-врача к тяжелобольным, к больным, требующим срочной неотложной помощи, и т.д." Антон Павлович принимал больних с пяти утра до девяти, так что оставалось время и на литературную работу. С первых дней приезда в Мелихово Чехов сблизился с местной интеллигенцией. Среди первых его знакомых были врачи Серпуховского и Подольского уездов: В.А. Павловская-Глуховская, В.И. Яковенко, П.И. Куркин, И.Г. Витте, С.М. Михайлов, В.С. Глуховской, Н.И. Коробов и другие. Наиболее часто виделся он с врачом Солнышковской больницы Верой Андреевной Павловской-Глуховской. Больница была недалеко от Мелихова. "Мне бы хотелось совместно с вами наметить ряд вопросов, которые нам надо иметь в виду на первом заседании санитарных попечителей, - писала Чехову Вера Андреевна. - В субботу еду в Крюково, если ничего не помешает, заверну к Вам". Вера Андреевна, имевшая богатый опыт уездного врача, всячески старалась помочь Антону Павловичу. "Посылаю вам для первого обихода свою дорожную аптечку, в которую мы поместили некоторую часть выписанных Вами медикаментов, - писала она. - Все остальные я выпишу из серпуховской аптеки прямо для мелиховского врачебного пункта, так как уделить Вам из нашего запаса в означенном количестве мы не можем..." В другом письме она заботливо рекомендует: "...Мне-то думается, что для мелиховского участка необходимо снять помещение под амбулаторию, и я заявляла об этом в санитарном совете, но санитарно-исполнительная комиссия желает относительно этого выслушать Ваше мнение..." В минуты, когда Вере Андреевне бывало особенно тяжело, она искала у Чехова сочувствия и поддержки. Вот отрывок из ее письма: "...Хотелось бы, чтобы Вы... были бы снисходительны к таким маленьким культурным одиночкам, как мы, и не истолковали бы себе нашу замкнутость ничем иным, как только нашей хронической переутомленностью. Вся эта наша ежедневная, никому не заметная работа... отнимает решительно все силы и совершенно как-то изнашивает. Много раз у меня являлось желание приехать в Мелихово, чтобы освежиться хоть..." К числу мелиховских друзей Антона Павловича принадлежал и молодой владелец имения Васькино серпуховской земский деятель князь Сергей Иванович Шаховской, внук известного декабриста Федора Петровича Шаховского. Во многих письмах Чехова, относящихся к этому времени, встречаются упоминания о Васькине и его владельце,. Сергей Иванович был постоянным гостем Мелихова. Когда умер отец Чехова Павел Егорович, все заботы о похоронах взял на себя Шаховской. Антон Павлович был в это время в Ялте. Шаховской помогал Чехову и в трудные дни, когда после голодного 1891 года в России вспыхнула эпидемия холеры. Она надвигалась на Серпуховской уезд. По предложению земства Чехов занялся организацией медицинской помощи в мелиховском округе, взял на себя обслуживание 26 деревень и 4 фабрик в Крюкове и Угрюмове. На территории его участка находился также монастырь Давыдова Пустынь. Как подобает настоящему врачу, Антон Павлович начал с исторических справок. Ему удалось установить, что в 1848 и 1872 годах холера продолжалась в Мелихове и окрестностях 40 дней, а всего в те годы в Серпуховском уезде умерло 4080 человек. Чехову приходилось часто разъезжать по своему участку, строить бараки, беседовать с крестьянами, добывать у фабрикантов "известь, купорос и всякую пахучую дрянь", осматривать фабрики, школы, участвовать в санитарных комиссиях. "В разъездах я с утра до вечера. Из всех серпуховских докторов я самый жалкий, лошади и экипаж у меня паршивые, дорог я не знаю, по вечерам ничего не вижу..." Антон Павлович отказывался от вознаграждения за свою деятельность, хотя очень нуждался в деньгах. Он объяснял этот поступок желанием сохранить себе "хоть маленькую свободу действий". Участковый врач получал 100 рублей в месяц, эти деньги очень пригодились бы Чехову. Очевидно, дело было не в "свободе действий", просто Чехов смотрел на свою врачебную работу, как на выполнение общественного долга. Пожалуй, ему было труднее, чем другим врачам, которые могли опереться в борьбе с холерой на больницу, фельдшерский пункт, имели санитарок, были более знакомы с местными условиями. Чехов же вначале мог принимать больных только в своем собственном доме. Состоятельные люди, жившие в округе, почти не помогали Чехову в организации медицинской помощи. С горечью и гневом писал Антон Павлович о графине Орловой-Давыдовой из Семеновской-Отрады, которая приняла его так, как будто он пришел наниматься к ней в дворники, а не просить средств на общее дело. Усилия земских врачей не оставались бесплодными. Холера отступила. В серпуховском уезде от болезни умерло лишь четверо из 14 больных, а на чеховском участке - ни одного. 15 октября был закрыт Мелиховский медицинский пункт. Чехов подводил итоги своей работы: "До сих пор у меня не было ни одного случая холеры, но были эпидемии тифа, дифтерита, скарлатины и проч... Летом трудненько жилось, но теперь мне кажется, что ни одно лето я не проводил, как это. Несмотря на холерную сумятицу и безденежье, державшее меня в лапах до осени, мне нравилось и хотелось жить. Сколько я деревьев посадил!" Несмотря на занятость, Антон Павлович в 1892 году сумел написать рассказы "В ссылке", "Соседи", "Страх" и другие. На следующий год Антону Павловичу опять пришлось участвовать в борьбе с холерой. Он принимал больных у себя в Мелихове, часто выезжал по вызовам в разные деревни. "Бывают дни, когда мне приходится выезжать из дому раза четыре или пять. Вернешься из Крюкова, а во дворе уже дожидается посланный из Васькина", - писал Антон Павлович 28 июля 1893 года. Из другого письма: "Летом безвыездно сидел на одном месте, лечил, ездил к больным, ожидал холеры... принял 1000 больных". Близкий друг Антона Павловича Петр Иванович Куркин писал о нем: "В знаменитом писателе в эту трудную годину народной опасности тотчас же оказался врач-гражданин. Поразительно вспоминать теперь, до какой степени серьезно и интимно вошел Антон Павлович в профессиональные интересы практического общественного работника, каким является у нас участковый врач. Как все было просто, свободно от лишней фразы, деловито, серьезно. Обязанности земского врача были приняты в полном объеме. Чехов всегда высоко ценил значение русской общественной медицины; будучи уже знаменитым писателем, он гордился званием врача и сохранял глубокое уважение к медицине..." О врачебной деятельности Чехова Илья Ефимович Репин в письме к Толстым писал в январе 1893 года: "Какой молодец! Он при писательстве и медицину не оставляет - земский врач с большой практикой на большое расстояние и очень доволен этой деятельностью". Современник Чехова известный писатель Николай Дмитриевич Телешов в своих воспоминаниях приводит интересный эпизод: "Вспоминается случайный разговор с одним стариком, крестьянином Лопасни, где Антон Павлович никому не отказывал в медицинской помощи. Старик был кустарь, шелкомотальщик, человек, видимо, зажиточный. Сидели мы рядом в вагоне Курской дороги, в третьем классе на жесткой скамейке и по-соседски разговорились от нечего делать. Узнав, что он из Лопасни, я сказал, что у меня есть там знакомый. - Кто такой? - Доктор Чехов. - А... Антон Павлович! - весело улыбнулся старик, точно обрадовался чему-то. Но сейчас же нахмурился и сказал: -Чудак человек! - И добавил уже совсем строго и неодобрительно: - Бестолковый! - Кто бестолковый? - Да Антон Павлович! Ну, скажи, хорошо ли: жену мою, старуху, ездил-ездил лечить - вылечил. Потом я захворал - и меня лечил. Даю ему денег, а он не берет. Говорю: "Антон Павлович, милый, что же ты это делаешь? Чем же ты жить будешь? Человек ты не глупый, дело свое понимаешь, а денег не берешь, чем тебе жить-то?" Говорю: "Подумай о себе, куда ты пойдешь, если, не ровен час, от службы тебе откажут? Со всяким это может случиться. Торговать ты не можешь: ну, скажи, куда денешься, с пустыми-то руками?.." Смеется - и больше ничего. "Если, - говорит, - меня с места погонят, я тогда возьму и женюсь на купчихе". - "Да кто, - говорю, - за тебя пойдет-то, если ты без места окажешься?" Опять смеется, точно не про него разговор. Старик рассказывал, а сам крутил головой и вздыхал, а то по-хорошему улыбался. Видно было, что он искренне уважает своего "бестолкового" доктора, только не одобряет его поведения". В Серпухове Чехов часто встречался с врачом Иваном Германовичем Витте. Это был один из организаторов земской медицинской помощи в Серпуховском уезде. Он руководил образцовой лечебницей в Серпухове, которая была известна на всю Россию. Чехов помог организовать в больнице Витте библиотечку для больных. Врач тепло благодарил Антона Павловича: "Теперь мне удастся составить три совершенно самостоятельные библиотечки для больного, что раньше мне казалось только мечтой". Бывая в Серпухове, Чехов останавливался в доме Витте, любовался чудесным цветником, который Витте - страстный садовник - вырастил своими руками. Чехов добился открытия в Лопасне почтового отделения. Это произошло 1 января 1896 года. Он просил своих друзей покупать марки только в Лопасне, чтобы поддержать это отделение. Об этом большом событии в жизни Лопасни Чехов скромно упомянул в письме к своему знакомому А.С. Киселеву: "За время, пока мы тут живем, открылась почта, построили мост через реку, стали останавливаться скорые поезда, с весны начнут строить шоссе". Упомянутое в письме шоссе - дорога от станции Лопасня до Мелихова, на строительство которой земство с трудом отпускало средства, - стоило Антону Павловичу немалых хлопот. За три года дорогу удалось довести лишь до села Новоселки. Но даже переселившись из Мелихова в Ялту в 1889 году, Чехов продолжал заботиться о дороге. Он советовал своему соседу по усадьбе инженеру В.Н. Семенковичу опубликовать в газете статью о важности такого строительства. С живейшим интересом участвовал Чехов во Всероссийской переписи населения 1897 года. До конца жизни хранил он у себя портфель, с которым обходил крестьянские избы. Все, за что бы Чехов ни брался, он делал с огромной ответственностью и любовью к людям. "Каждый человек,- писал он, - в своей жизни должен построить школу, вырыть колодец, посадить дерево или что-нибудь в этом роде, чтобы жизнь не проходила и не уходила в вечность бесследно". Шутливый тон Чехова порой прикрывал его подлинное отношение к жизни и к людям. Например, он явно в шутку писал о Серпухове: "Был я на днях в Серпухове и ел там биток с луком, больше ничего не могу сказать об этом городе". На самом деле Чехова волновали и заботили интересы города. Антон Павлович стремился помочь людям труда, улучшить их положение, ликвидировать нищету и бесправие. Одновременно писатель обличал бескультурье и тупость мещан. Его привлекала интеллигенция города, он писал, что она "здесь очень милая и интересная. Главное - честная". Чехов поддерживал дружеские отношения чуть ли не со всеми врачами города, его знали серпуховские учителя. Вся атмосфера мелиховского дома Чеховых была творческой и гостеприимной. Помимо местных друзей и знакомых здесь нередко гостили писатели В.А. Гиляровский, И.Н. Потапенко, Т.Л. Щепкина-Куперник, И.Л. Щеглов, художники И.И. Левитан, А.А. Хотяинцева, И.Э. Браз, М.Т. Дроздова, артисты В.И. Немирович-Данченко, П.М. Свободин, Л.Б. Яворская, Д.М. Мусина-Пушкина, певцы В.С.Тютюнник и В.А. Эберле, музыканты Л.И. Иваненко, М.Р. Семашко и другие. В доме было шумно и весело, звучала музыка. Говорили об искусстве и литературе. Потапенко вспоминал о том времени: "Музыкой и пением в Мелихове были наполнены наши дни. Хорошая музыкантша Л.С. Мизинова, большая приятельница А.П. и всей его семьи, садилась за рояль и пела. А Антон Павлович обыкновенно заказывал те вещи, которые ему особенно нравились". Чехов любил романсы Глинки, фортепьянные пьесы Листа, Шопена, Грига, Бетховена. Но особенно дорог ему был Чайковский. На письменном столе писателя стояла фотография Петра Ильича с дарственной надписью: "А.П. Чехову от пламенного почитателя. П. Чайковский. 14 окт. 89". "Случалось, что во время шумного разговора или музыки Антон Павлович вдруг исчезал, но не надолго, через несколько минут он появлялся, и оказывалось, что в это время он был у себя в кабинете, где написал две-три строчки, которые сложились в его голове, - писал Игнатий Николаевич Потапенко. - Это он делал довольно часто в течение дня. По вечерам, когда около полуночи все в доме расходились по своим комнатам, и в доме потухали огни, в его кабинете долго еще горела лампа". Гостей в мелиховском доме подчас собиралось так много, что их негде было разместить. Пришлось выстроить маленький флигель. "Флигель у меня вышел мал, но изумителен, - писал о нем Чехов. - Плотники взяли за работу 125 рублей, а устроили игрушку, за которую на выставке мне дали бы 500 рублей". Флигель так понравился Антону Павловичу, что он решил перебраться сюда. Здесь ему никто не мешал работать. В "Библиографическом очерке" брат писателя Михаил Чехов так описывает флигель: "Это был маленький домик в три крошечные комнаты, в одной из которых с трудом вмещалась кровать, а в другой письменный стол... Флигелек был расположен среди ягодных кустарников, и, чтобы попасть в него, нужно было пройти яблочный сад. Весной, когда цвели вишни и яблони, в этом флигельке было приятно пожить, а зимой его так заносило снегом, что к нему с трудом прокладывались траншеи в рост человека". В этом флигеле Чехов написал "Чайку". Бывавший в Мелихове Владимир Иванович Немирович-Данченко считал, что многие сцены "Чайки" связаны с Мелиховым: "Был хороший сад с прямой красивой аллеей, как в "Чайке", где Треплев устроил свой театр... благодаря озеру и саду, в лунные ночи и закатные вечера Мелихово было очень красиво и волновало фантазию... По крайней мере, я не могу отделаться от впечатления, что сцена, которую устраивает Треплев, прошла на этой аллее, идущей к озеру, и в "доме играют", и "красная луна", и лото в четвертом действии". Интересные воспоминания о жизни Чехова в Мелихове оставил его брат, журналист Александр Павлович. Они были опубликованы в 26-ом номере журнала "Нива" за 1911 год: "У него не было отбоя от гостей. Редкий лень проходил без того, чтобы у него не перебывало несколько человек - зачастую людей праздных и ни на что ему не нужных. Были даже такие господа и госпожи, которые приходили и приезжали только потому, что им дома делать было нечего и они не знали, как убить время. И являлись они как раз в то время, когда писатель думал и писал, т.е. в самое дорогое для него время. И каждый или каждая считали своим долгом войти к нему в кабинет, сесть сбоку письменного стола и задать какой-нибудь нелепый вопрос вроде: "Какого Вы мнения, Антон Павлович, о физическом труде?" Антон Павлович отвечал вежливо и ласково, но, выйдя в другую комнату, чуть не с отчаянием произносил: "Они отнимают у меня пятаки!" А в то время вопрос о пятачковой построчной плате был для него вопросом поистине шкурным: он оплачивал квартиру, содержал всю семью и, кроме того, должен был еще прирабатывать на то, чтобы иметь приличный стол, так как за обедом, за ужином и за чаем всегда был кто-нибудь посторонний, да и не один, а иногда и по два, и по три человека. Надо сказать правду, надоедали Антону Павловичу и мы, братья; но мы, как родные, в счет не шли и надоедливыми беседами пятаков у него не отнимали. Хозяйством управляли мать наша, Евгения Яковлевна, и отчасти сестра - Мария Павловна. В доме царили радушие и хлебосольство, и никто из гостей не знал, как тяжело достаются Антону Павловичу его пятаки и как вообще нелегко живется ему на свете." Понятно после этого, почему Антон Павлович, еще будучи студентом, мечтал о деревенской тиши где-нибудь в глухом уголку, подальше от праздных гостей и от московской сутолоки. У него не раз из глубины души вырывалась фраза: "Как бы мне хотелось сделаться на короткое время начальником какого-нибудь полустанка в степи!.." Когда он окончил курс в университете, судьба, по-видимому, вняла его желанию и помогла ему сделаться владельцем небольшой помещичьей усадьбы Мелихово при небогатом селе того же имени. "Наконец-то я уйду от гостей!"- говорил он, совершая покупку, и радовался. Но он, как увидим дальше, радовался преждевременно. Паломники, совершавшие набеги на Мелихово, помнят путь туда прекрасно. Нужно было сесть на Московско-Курском вокзале в курский поезд и сделать 80 верст до станции Лопасня, где за буфетом сидела дебелая и весьма солидная по возрасту француженка; но она представляла собой в этой глуши что-то цивилизованное и какой-то такой сколочек Европы, что почти все паломники-мужчины, ехавшие к А.П.Чехову, считали своей обязанностью выпить у нее по рюмочке финьшампани. Я во время своих поездок к брату в Мелихово почти всегда делал честь ее финьшампани для того только, чтобы поболтать по-французски и полюбоваться ее манерами. По тем же побуждениям и паломники пили у нее коньяк. Антон Павлович трунил надо мною, называл меня археологом и, как местный абориген, уверял меня, что сердце дебелой француженки занято и что для меня в нем места уже не найдется, даже и в том случае, если бы я выпил и съел весь ее буфет. Точно так же и в той же юмористической форме предостерегал он и других своих гостей, относившихся более или менее благосклонно к французскому напитку. Злые языки, впрочем, говорили, будто бы и сам Антон Павлович был однажды изловлен кем-то с рюмкой в руке у буфета в Лопасне. Десятиверстная дорога от станции в Мелихово была проселочная, ужасная, а во время ненастья - прямо-таки убийственная. Полуглинистая, получерноземная грязь толстым и тяжелым слоем облепляла колеса; а в одном месте после хороших дождей приходилось ехать добрые полверсты прямо по воде, буквально доходившей лошадям до брюха. Антон Павлович говорил, что нужно серпуховскому земству года три толковать о шоссе, тогда и собакам легче будет ходить. Дело в том, что вся провизия и напитки добывались в Москве и в Лопасне, и приходилось посылать за ними на станцию чуть ли ни каждый день. У брата во дворе жили три дворовые собаки (кажется, доставшиеся новому владельцу вместе с имением), и между ними среднего роста пес Белолобый. Последнего брат обессмертил в своем коротком рассказе "Белолобый". Все эти три собаки считали почему-то своей непременнейшей обязанностью, невзирая ни на погоду, ни на состояние дороги, следовать за экипажем на станцию и обратно. Что побуждало их делать по 20 верст в оба конца - так и осталось неразгаданным для брата. Но возвращались они иной раз до такой степени густо покрытые грязью, мокрые, иззябшие и утомленные, что оставалось только руками разводить и дивиться собачьему самоотвержению и самопожертвованию без малейшей надобности. Переселившись в Мелихово, брат ожил и весь окунулся в природу и в сельскую жизнь. У него был лес, были поля, был огород и был запущенный сад, были лошади, земледельческие орудия и коровы. Было над чем развернуться и поработать после душного города. Он стал пахать, сеять, сажать и выращивать. В первое время ему стали помогать ревностно по хозяйству брат, Михаил Павлович, и особенно сестра Мария Павловна. Михаил Павлович взял на себя полевое хозяйство и разъезжал по полям в высоких сапогах верхом не хуже любого управляющего. Мария Павловна занялась огородом и поставила его с первого года в блестящее состояние. У нее, помимо обычных рыночных овощей, вызревали дыни, арбузы, томаты, нежная столовая кукуруза, артишоки и спаржа. Антон Павлович в своих письмах ко мне (да вероятно, и другим) подписывался помещиком, умышленно коверкая это слово в "помесчик". Тогдашние письма его дышали довольством и жизнерадостностью. Он усиленно звал меня к себе, и когда я в первый раз приехал к нему из Петербурга, то нашел такую идиллию, что сам тут же воспылал и заразился желанием приобрести клочок земли. Мой приезд был встречен чисто по-деревенски: первым делом при въезде во двор бричку окружили с громким лаем три черных, лохматых дворовых пса. Затем из стоявшего в стороне флюгелька-людской вышла девчонка-прислуга, поглядела на меня, приложив ладонь ко лбу, и равнодушно ушла; потом из того же флигелька вышел работник Роман и крикнул на собак: "Пошли вон, подлые". И уже после всего на крыльце показалась мать наша, Евгения Яковлевна, и остановилась на пороге: "А, это ты Саша, - обратилась она ко мне. - А уж я испугалась, думала, что кто-нибудь из гостей. Бедному Антоше и тут от них покоя нет". По заведенному с детства обычаю, я поцеловал ей руку и затем поцеловался с нею. "Как от тебя, Саша, вином пахнет", - с легкой укоризной произнесла мать. "Это я в Лопасне у француженки финьшампани выпил. Мне еще в Москве говорили, что без этого нельзя попасть в Мелихово", - ответил я. "И охота же тебе! И что это за француженка такая? Хоть бы раз на нее взглянуть. Иди, Антоша в кабинете". - "Сестра где?" - "Где-нибудь в огороде копается. Она там целые дни проводит. И не оторвешь ее... Тебе чаю или кофе? У вас, в Петербурге, все больше кофе пьют".- "Чего-нибудь, мама. Все равно". - "Скоро обедать будем. Антоша завел здесь деревенские порядки: встаем рано, чай пьем в 8 и обедаем в 12. Иди к нему". Антона Павловича я застал в его кабинете за письменным столом у большого тройной ширины окна, из которого была видна расчищенная дорожка, по бокам усаженная кукурузой и другими декоративными растениями. Вид был довольно веселенький. Одна из стен кабинета от потолка до пола была уставлена книгами на черных полках. Брат обрадовался мне и тотчас же повел показывать свои владения. Дом, службы, двор, сад и огород были сгруппированы в одном месте, за одной оградой. Все было близко, под рукою. Поля, сенокос и лес, называвшийся "Сазонихой", были уже за чертою усадьбы, и дорога из Лопасни в имение бежала некоторое время по полям брата.
2002-09-30 16:28:54 |
|
